Белый конь. Высокобезнравственная повесть - Юрий Моренис

Я кому-то кивнула, кто-то кивнул мне.

– Кто? Что?

– Пока никого.

Ответ Иры мне почудился странным. Огромный зал заполнялся быстро. Не битком, но люди прибывали и вскоре гул толпы начал перекрывать музыку. Все вокруг становилось нереальным, словно шли какие-то мистические кинокартинные съемки. Особенно странными выглядели мужчины. В отличие от обычных (которые в ресторанах), они представляли недружный отряд десятирублевых охотников (десять рублей – цена входного билета). Один такой приблизился. На вид трезвый, но с утренним выражением лица – это когда проснулся и до первой рюмки мимика никак не меняется. Чистенький: рубашка из прачечной, галстук из химчистки. Даже морозоустойчивый одеколон не смог перебить запах крахмала и реактивов. Смотрел на меня, как на повод выпить. Хорошо танец оказался быстрым, ретировалась в люди и прибилась к другому острову. Там все люди – острова, и я вдруг четко ощутила, как должна благодарить Бога за своего Пам-Памыча. И чего я капризничаю?

Зато Зинаида, это генеральское потомство, чувствовала себя, как рыба в воде.

– Не хандри, подруга, сейчас настоящие ребята подвалят.

«Настоящие»? Это какие? Типа из «Бригады»? Не думаю, чтоб тех киношных бандитов устроил бы местный рынок. Девчата тоже ведь десятирублевые. Или прикидываются, как мы с Зинкой? Попроще и без бриллиантов…

Мне исподтишка указали на здешнюю королеву. Венценосная особа представляла из себя директоршу «Универсама». Вот на ком злата-серебра! Как она не боится напугать простой люд? Ну что ты, пояснили мне, у нее ж дома полно водки, а ради этого люд готов подавить в себе любой страх, в том числе перед ее макияжем и возрастом.

А бравые парни на самом деле оказались из бригады, точнее, из дружины. От них несло законопослушанием, добропорядком и пивом. Девы к ним никли. Сделав пару кругов по залу, они сбросили алые повязки с рукавов и остались довольны.

Спокойная за Зинаиду, я покинула танцзал по-английски – уход Наташи Ростовой со своего первого бала никто не заметил…

А про VIP-знакомства я все-таки из Зиночки вытащила. Невозможно подобное в себе держать, на то и подруги. Поскольку адреса и телефоны службы как бы отсутствовали, встречалась она с благородными джентльменами, идальго и сеньорами в разных кафе. Явки и пароли каждый раз менялись и над свиданиями витал дух секретности. И как не витать, дабы притушить ореол известности, приглушить шелест денег, скрыть блеск безумия важных господ, крадущихся на тайные встречи.

– Да-а, – вздыхала Зинка, высаживая сигарету в три затяжки, – то, что им дано «сверх», делает их «над» другими людьми. Они физически не могут не смотреть свысока, не разговаривать снисходительно, не относиться к миру покровительственно – это ведь они его создали по собственным законам, – так рассуждала генеральская дочь, знающая бомонд не понаслышке. – Один, к примеру, денежный туз, пока я пробиралась к столику, рассмотрел меня с ног до головы и заметил, да, размеры его устраивают, типа длина ног от бедра, размер бюста и вместимость багажника. А сам, метр с кепкой, мог от дождя под моими титьками спрятаться и не промокнуть. Еще один, стряпчий, – процедила Зинуля, – разложил бумаги, на меня, мельком глянул и забубнил, мол, видеться будем по вторникам и четвергам с четырнадцати до шестнадцати, за что получу щедрое вознаграждение. Не жадный. Я спросила про воскресенье – не отреагировал. Наверное, до сих пор в том бистро сидит. Но одному, я, тупица взбалмошная, на удочку угодила, – и захохотала, будто в цирк попала. – Ай, подруженька, а почему и не цирк?! Нет, точно я когда-нибудь во что-то ужасное вляпаюсь! Ведь зная свой характер, стараюсь быть осторожной, оглядчивой, веду себя, чуть ли не ангел. У меня же за спиной не обычные крылья, а золотые погоны отсвечивают – надо честь семьи блюсти! Но тут другое, короче, слушай. Попался мне, а точнее, я попалась одному мэну. Натуральный, я тебя уверяю! Прикид, парфюм, маникюр, причесон – все на месте. И небезызвестный… Мне бы, дурочке с переулочка, задуматься, чего сей муж в службу знакомств обращается? Уж ему-то, казалось бы, и пальцем шевелить не надо… Но я губу раскатала и растеклась, как мысль по древу – полную сознательность потеряла. В общем, вечером, после хорошего застолья в дорогущем кабаке закатили мы к нему. Хоромы – елки-палки! Комнат не сосчитать. Здесь бы убивать и закапывать. Думаешь, я хоть на секунду насторожилась? Куда там! Веселюсь его шуткам, как недорезанная, а настроение, хоть через скакалку скачи. Разбежались мы. Он из гостиной в одну дверь, я в противоположную, где ванная. Возвращаюсь уже в пеньюаре.

Знаю я тот пеньюар! Фонарный столб сам начнет ток давать и на стену полезет.

– Сижу с ножками в кресле, курю не в затяг, чтоб потом не задохнуться. Жду. Душа трепещет, как курица на сносях. Уж сколько я в ванной провозилась, ты представляешь, а его все нет. Жду, а его все нет! Волноваться начала, затягиваюсь… И тут вдруг раздался грохот, будто танки. Ближе, ближе, я на ноги вскочила, а навстречу мне из распахнутых дверей – он! Голый, на роликовых коньках, а впереди набухшая сарделька! «Хватай, – велит, – и катай!» И понеслась я, как Ассоль под алыми парусами, по всем апартаментам. А куда деваться?

Ну, роликовые коньки еще ладно, а вот однажды…

Однажды поздним вечером, когда на противоположной стороне земли в Канзасе случились три подряд торнадо, а в мексиканской тюрьме заключенные устроили бунт (можно проверить по газетам), на бедную Зинулю накатило. При том, по мощности – точно торнадо, а по неукротимости – антигосударственный мятеж.

Кинулась к записным книжкам с прошлыми, настоящими и возможно будущими телефонами. Но поздний вечер оказался по настоящему зимним. За окном мело аж звенело, ветер сыпал пригоршнями, словно крушил хрусталь, а снежинки больно кололись, как стеклянные. Люди носа не казали, сидели по домам и радовались теплу. А Зиночку в кресле бил озноб, будто не было заклеенных окон, толстых штор и раскаленных батарей. Диск крутился в холостую. Кокетливые интонации, жеманные хихиканья, капризные возгласы, томные вздохи, зазывные сюсюканья, игривые взвизги, жаркий шепот и жадные причмокивания – пропадали зря! И только через полтора часа страстной борьбы за выживание раздался обнадеживающий щелчок. Некий Петя отозвался на призыв, но, по всей вероятности, глядя в окно, поставил суровые условия, ни в какой центр он не поедет, а будет ждать Зиночку на остановке.

Петя жил на Менделеева, человека далекого, как по времени, так и по расстоянию. За улицей Менделеева начиналась неизвестность. Зинка засобиралась. Но поскольку ей предстояла не быстрая пробежка в булочную и обратно, а долгожданное свидание: обстоятельная подготовка, плюс дорога, плюс непогода, про которую влюбленная дама абсолютно забыла, сыграли свое подлое дело – Пети на остановке не стояло. Опоздала девушка! Может, кто и зарыдал бы от горя, или кинулся догонять, уходящий в вечность, автобус, или пал бы духом и замерз прямо на остановке – но только не Зинаида.

Оценив унылую местность, и, разглядев сквозь вьюгу несколько светящихся в отдалении пятиэтажек, она вспомнила, что ее возлюбленный обитает в одном из домов возле остановки. Вдобавок, на сегодняшний день имя Петя не самое распространенное. Ура, сказала храбрая женщина и отправилась в поход.

Она стала ходить по этажам, звонить в каждую квартиру и спрашивать, не здесь ли живет Петя.

Подвиг ее длился недолго. Уже в третьем подъезде дверь открыл заспанный старичок и сказал:

– Да. Но он уже спит.

– Будите!

Петя вышел в одних трусах, босиком и вытаращил глаза.

– Чего смотришь, милый? Снимай сапоги! – и протянула обутую ногу. – Снимай! А вы, дедушка, идите, отдыхайте.

Не знаю, как там удалось дедушке отдохнуть, но Петя трудился до рассвета. А рассветы зимой поздние…

Зинка как-то вздохнула:

– Эх! Стоит мой белый конь у подъезда, жует травку, а подарить его некому.

Четвертая ночь

Он был настоящим конем. Я бы сказала, белым конем. На таких обычно приезжают принцы.

Приезжают, соскакивают, похлопывают по холке:

– Ну, ты пока – туда-сюда… А я тем временем – то да сё…

Может, не так обыденно, может, гораздо торжественнее. Приезжают, сходят, музыка, рота почетного караула, хлеб-соль, «Будьте любезны, в залу», а коня незаметно под белы рученьки в сторону, чтоб под ногами не путался. По крайней мере, ни на одной фотографии, ни в одном кадре кинохроники его не видать – сплошь официальные лица.

Конец ознакомительного фрагмента.